Грабарь - на главную
  

Игорь Эммануилович Грабарь

1871 - 1960






» Биография Грабаря         
» Хроника жизни      
» Галерея живописи    
» Путешествия  
» Директор Третьяковки   
» Образы природы   
» Мастер натюрморта  
» Закат жизни   
  

Картины:


В гололедицу, 1908



Яблоки и астры, 1926



Портрет
Е.Г.Никулиной-Волконской,
1935

  
 Автомонография:

 Вступление
 Раннее детство
 В Егорьевской гимназии
 В Катковском лицее
 Университетские годы
 В Академии художств
 Мюнхенские годы
 "Мир искусства"
 Грабарь в Москве
 Музейная деятельность
 Возвращение к живописи   

   

Автомонография Игоря Грабаря

Вскоре Явленский познакомил меня со своим большим другом - Марианной Владимировной Веревкиной, тоже художницей, ученицей Репина. Она была дочерью коменданта Петропавловской крепости, и у нее в крепости собирались художники, среди которых бывал и Репин. Блестяще владея иностранными языками и не стесняясь в средствах, она выписывала все новейшие издания по искусству и просвещала нас, мало по этой части искушенных, читая нам вслух выдержки из последних новинок по литературе об искусстве. Здесь я впервые услыхал имена Эдуарда Мане, Клода Моне, Ренуара, Дега, Уистлера; Веревкина и Явленский были тогда особенно увлечены последним, картины которого знали по репродукциям. Они действительно показались мне необыкновенными.
Эти беседы, чтение и множество репродукций сыграли в моей жизни академической эпохи роль, напоминавшую роль Манежного переулка в жизни университетской; там был второй университет, здесь, среди этой груды роскошных увражей, была вторая академия. К той, васильеостровской, я как-то охладел, ибо ожидал от нее большего. Я даже редко захаживал в мастерскую Гауша, так как Чистяков заслонился гигантской фигурой Мане, до сих пор для меня сохранившей свой масштаб и являющейся непревзойденной на протяжении целого столетия.
Своего классного старичка я как-то все же написал. На первых порах в классе не было определенного руководителя. Часто приходил Репин, все больше похваливавший, не давая никаких конкретных указаний и не помогая выбраться из явного тупика. Приходили и другие руководители мастерских - Вл. Маковский, Куинджи, которого я первый раз в жизни увидел, но они еще меньше говорили, а все только приглядывались.
После первого же этюда меня, в числе еще нескольких человек, перевели в натурный класс. Выходило, что я написал хороший этюд. Он у меня сохранился. Боже, какое это беспомощное барахтанье в самой дешевой, хотя с виду "французской", самой поверхностной живописи. Поверхностной потому, что ее "эмалевая" фактура была достигнута при помощи медиума Робертсона, только что появившегося у Аванцо и культивировавшегося в Москве Коровиным и Серовым, у которых его заимствовал переимчивый Щербиновский. Ни рисунка, ни формы, ничего, кроме приятных красочек. Но старик вышел похожим. Как меня могли за эту чепуху перевести в натурный класс? Видно, еще менее ладно было дело у остальных, у большинства, если их не перевели.
Натурный класс помещался в огромной зале с верхним светом и имел в плане удлиненную форму, примерно в два квадрата. В нем, на двух противоположных концах, ставились два натурщика. Здесь я проработал почти около года, когда был переведен в мастерскую. От меня зависел выбор мастерской, и я, конечно, выбрал репинскую.
В натурном классе у нас было четыре постоянных руководителя, не имевших звания профессора, а считавшихся только преподавателями. То были Иван
Иванович Творожников, Клавдий Васильевич Лебедев, Василий Евменьевич Савинский и Николай Александрович Бруни. Все они были не похожи друг на друга ни внешностью, ни характером, ни по художественным и педагогическим установкам. Мы ценили и прислушивались только к Савинскому и отчасти к Бруни, зная, что они были учениками Чистякова и что у них одних только можно было чему-нибудь научиться. Остальных считали ни во что; они это чувствовали и Лебедев даже заметно конфузился от этого сознания.
Творожников никогда не говорил о рисунке и форме; когда он проходил по классу, слышалось какое-то щебетанье от свистящих слов, которые он произносил. А произносил он только два слова: "серебристее" и "золотистее"... Наклонится над ухом и начнет:
- Тут в натуре посеребристее, а здесь позолотистее; у вас тут золотистее, а надо серебристее... и т. д.
Он был высокого роста с густой шапкой волос и темно-русой курчавой бородой.
Лебедев, получивший некогда известность небольшой картиной "Боярская свадьба", купленной Третьяковым, был художником среднего дарования, не поднимавшимся над уровнем второстепенных передвижников. Он боялся учеников, был с ними преувеличенно деликатен и, сочувствуя неудачам, никак и ничем не мог им помочь. Страх перед учениками проистекал от сознания собственного невысокого технического умения и еще более от смутного чувства, что все эти юноши стоят уже на других позициях, любят другое искусство, а искусство его и его сотоварищей по передвижным выставкам презирают, что ближайшее будущее, вероятно, за ними, юношами, а не за передвижниками. Сам мягкий и робкий, он и внешность имел такую же, несколько сладкую, "истинно художественную": мягкие вьющиеся волосы, кокетливую небольшую бородку и носил мягкий фуляровый галстук.
Савинский был прямой противоположностью Лебедева: сухой, с острыми чертами лица и жидкой бородкой, он говорил не колеблясь, будучи уверен в своих замечаниях и рекомендуемых советах. Он главным образом говорил о рисунке, о постановке натурщика, его пропорциях, анатомии, лепке, мало затрагивая живопись. Бруни примерно говорил о том же, но значительно мягче и лиричнее.
По вечерам рисовали итальянским карандашом, а некоторые углем. Преподавателем вечерних классов был скульптор Г. Р. Залеманн, исключительный знаток анатомии и отличный рисовальщик, хотя он и обращал главное внимание не на постановку фигуры и пропорции, а на детали рук, ног, груди, спины.
Состав учеников был значительно иным, чем в старой Академии. Здесь было много студентов разных высших учебных заведений, были военные, юные и пожилые, даже старые. Много было женщин. Значительная часть явилась из провинциальных школ - из Киева, Саратова, Воронежа, Тифлиса, Риги, Пензы.
На первых же порах заметно выдвинулись: киевлянин Мурашко, погибший в начале революции от какой-то случайности, талантливый живописец-портретист; Н.К.Рерих, К.Ф.Богаевский, В.Е.Пурвит, А.А.Рылов, поступившие позднее в мастерскую Куинджи; женщины - О.Л.Делла-Вос, Е.М.Мартынова, написанная впоследствии Сомовым под видом "Дамы в голубом" и вскоре умершая от туберкулеза, А.П.Остроумова, перешедшая в граверную мастерскую Матэ.
Из "старичков" - учеников старой Академии, унаследованных новой, - резко выделялись своими блестящими талантами Д.А.Щербиновский и Ф.А.Малявин. стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9

Продолжение...


  Реклама:
  »  Вызов анонимного Нарколога на дом.


  Русский и советский художник Игорь Грабарь - картины, биография, статьи
 igor-grabar.ru, по всем вопросам - webmaster{a}igor-grabar.ru