|
Картины:
Дельфиниумы, 1944
Портрет Валентины
Михайловны Грабарь,
жены художника, 1931
Лучезарное утро, 1922
|
Автомонография Игоря Грабаря
Музейная деятельность 1913-1930
«Вот так и живем», - любил говорить Грабарь. А между тем, летом 1892 года умер младший брат П.М.Третьякова - Сергей Михайлович, завещавший все свое замечательное собрание картин новых западных мастеров Павлу Михайловичу вместе с половиной принадлежавшего им обоим дома в Лаврушинском переулке. В завещании он оговорил, что оставляет собрание брату, с тем чтобы он, присоединив его к своему, уже предназначенному в дар городу Москве, передал всю их общую галерею, вместе с домом, городу. 15 сентября того же года Павел Михайлович осуществил волю брата и свое давнее желание и передал оба собрания городу.
С этого времени галерея получила название "Московской городской галереи Павла и Сергея Михайловичей Третьяковых". Третьяков перестал быть ее собственником, превратившись в пожизненного попечителя Галереи.
4 декабря 1898 года Павел Михайлович умер, и московской думе предстояло решить, как организовать дальнейшее управление Галереей. Было выработано специальное "Положение о Галерее", по которому во главе ее должен был стоять "попечитель", избираемый думой и являющийся одновременно председателем Совета Галереи. Совет должен был состоять из четырех членов, не считая председателя, которые также подлежали избранию думой.
Первым попечителем был избран тогдашний городской голова князь В.М.Голицын. При выборе остальных членов Совета решено было ввести в него одну из четырех дочерей Павла Михайловича; выбор пал на Александру Павловну Боткину, жену петербургского клинициста, сына знаменитого С.П.Боткина - Сергея Сергеевича Боткина, известного собирателя рисунков русских художников.
Кроме Боткиной были избраны В.А.Серов, И.С.Остроухое и И.Е.Цветков - последние два в качестве коллекционеров, из которых первый, бывший одновременно и видным художником, являлся одним из лиц, ближайщим образом связанных с Третьяковым и его семьей. Голицын был перегружен Думскими делами и в делах Галереи участия почти не принимал. Цветков был в оппозиции с большинством Совета - Боткиной, Серовым и Остроуховым, действовавшими единодушно, почему оставался в меньшинстве, подавая особые мнения по поводу "декадентских" покупок в Галерею. Фактическим руководителем Совета был Остроухое.
Это время было благоприятным для Галереи, пополнившейся рядом выдающихся произведений, но бывший не у дел Цветков, тщеславный по натуре, начал среди своих думских друзей агитировать против Остроухова, выставляя на вид его слишком большую терпимость к "декадентам", и последнего при новых выборах забаллотировали. Вместо Остроухова выбрали влиятельного гласного Н.П.Вишнякова, тоже имевшего репутацию "собирателя", хотя собрание его было во всех отношениях третьестепенным; антиостроуховская партия получила перевес, и фактическим руководителем оказался Цветков. Это было худшее время за всю историю Третьяковской галереи.
Когда цветковская группа приняла от Голяшкиной в дар картину Карла Беккера, пошлого немецкого художника 70-х годов - "Император Максимилиан принимает венецианское посольство в Вероне", это вызвало взрыв негодования во всем художественном мире. Назрел новый конфликт, и дума назначила для решения дела, как быть с Третьяковской галереей, специальное заседание, на которое были приглашены тузы искусства, в том числе популярный В.В.Верещагин, решительно выступивший в защиту "декадентов" против "обскурантов".
Это решило дело: попечителем был избран Остроухое, а членами Совета при нем - Боткина, Серов и гласные - В.А.Абрикосов и А.А.Карзинкин. С этого времени дело пошло опять на лад. После смерти, в 1911 году, Серова вместо него был выбран князь С.А.Щербатов, а после отказа от членства Абрикосова - С.Н.Третьяков.
Дело с Галереей снова наладилось. Пополнение ее шло планомерно и удачно, особенно благодаря вдумчивому и настойчивому Серову, благотворно влиявшему на взбалмошного Остроухова. Серову не раз удавалось удерживать последнего от опрометчивых покупок и, с другой стороны, настаивать на покупке вещей, Галерее необходимых. Через Серова на жизнь Третьяковской галереи оказывал свое влияние и "Мир искусства": "Дама в голубом" Сомова, картины Врубеля и многое другое едва ли попали бы тогда в Галерею без нажима Серова и "Мира искусства".
Но временами Остроухое все же упрямился, наотрез отказываясь идти на поводу у Серова, и тогда попадали в Галерею вещи сомнительного качества и не попадали в нее нужные.
Илья Семенович Остроухое был, бесспорно, одним из крупнейших деятелей в области русского искусства на рубеже минувшего и настоящего столетий, игравшим в его судьбах огромную роль на протяжении нескольких десятилетий. Происходя из небогатой купеческой семьи, он рано пристрастился к живописи и юношей познакомился со всеми московскими художниками, будучи своим человеком в тогдашних художественных кругах, сперва Москвы, а затем Петербурга. Он был пейзажист, и его ближайшими руководителями были А.А.Киселев и отчасти И.И.Шишкин.
Но он долго не выступал на выставках, желая сразу появиться в облике законченного мастера, что ему и удалось: первая же его картина "Золотая осень", написанная в i886 году, была приобретена Третьяковым. За ней в следующем году попали в Галерею еще три, из которых одна - "Первая зелень" - обратила на себя всеобщее внимание, выдвинув автора в первые ряды русских пейзажистов.
Своего апогея Остроухов достигает еще через три года, в 1890 году, когда он пишет знаменитую картину "Сиверко", подлинный шедевр русской школы живописи, в котором лучшие черты барбизонской школы впервые претворились в душе даровитого русского пейзажиста в новом, русском аспекте и на русской природе.
В своем "Введении в историю русского искусства", свыше четверти века тому назад, говоря о поколении молодых московских пейзажистов 1880-х годов - Коровине, Левитане, Серове и Остроухове, я писал:
"Лучшим русским пейзажем этого времени являлся "Сиверко" Остроухова. В этой вещи есть замечательная серьезность, есть какая-то значительность, не дающая картине стариться и сохраняющая ей бодрость живописи, ясность мысли и свежесть чувства, несмотря на все новейшие технические успехи и через головы всех модернистов. "Сиверко" - значительнее и левитановских картин, хотя еще недавно такое утверждение могло бы показаться парадоксальным".
За эти несколько строк мне немало досталось от московских художников того времени, все еще считавших кощунственным сопоставление имени Остроухова с обожествлявшимся в то время именем Левитана. Некоторые видели в этом даже желание польстить всесильному тогда попечителю Третьяковской галереи, фактическому диктатору в области изобразительного искусства. Однако свои слова я готов повторить и сейчас, ибо двадцать восемь лет, протекших со времени их написания, время, этот лучший судья в делах искусства, только подтвердило их справедливость. Я их повторял и в дни жесткой и длительной размолвки с Остроуховым из-за Третьяковской галереи.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3 -
стр.4 -
стр.5 -
стр.6 -
стр.7 -
стр.8 -
стр.9 -
стр.10 -
стр.11 -
стр.12 -
стр.13 -
стр.14 -
стр.15 -
стр.16
Продолжение...
|
