|
Картины:
Белая зима.
Грачиные гнезда, 1904
Март, 1939
Утренний чай.
Подснежники, 1939-1954
|
Автомонография Игоря Грабаря
В тот же вечер, около девяти часов, когда я уже собирался ложиться, в мою дверь неистово застучали палкой. Когда я отворил, передо мною стоял маленький Ашбе, как всегда в шляпе набекрень, с челкой пушистых волос на правой стороне головы, с "вирджинией" в зубах.
Он пошатывался: было ясно, что он выпил.
- Servus, namlich!
"Servus" было его постоянное приветствие, привезенное из Вены, где оно в моде. Ашбе стал меня крепко обнимать, приговаривая:
- Ты, Игорь, именно благородный человек. Я это именно всегда знал и говорил. Не отрицай, я тебе запрещаю это, я знаю, что говорю: я узнал именно, что ты им наотрез отказал. Благородный человек. Именно благородный и я едва мог его успокоить.
Он попросил у меня "именно" вина, ибо у него именно" страшная жажда.
Но вина у меня никогда не бывало, и это ускорило его уход. Он успел мне все же сказать, что пришел ко мне с предложением разделить его школу пополам со мною.
Ты понимаешь, именно пополам: именно - Azbe und Grabar Schule, мы сочиним новую программу, сделаем красивые проспекты, ты можешь развивать свои новые французские идеи, и все именно будет как нельзя лучше.
Он скоро ушел в свой кабачок к фрау Дёллингер, и я был уверен, что, очухавшись на следующее утро, он забудет о своем вечернем визите. Я ошибся: он еще с большим упорством стал на другой день настаивать на разделе школы и составлении программы и не унимался до тех пор, пока программа не была мною составлена и мы не оформили всего дела.
Так как старая школа в "русском доме" становилась уже тесной, то мы наняли, в дополнение к ней, новую большую мастерскую на той же Georgen Strasse. Ко мне сразу перешли двадцать инициаторов новой школы и еще десяток других, и мы дружески и славно поделили наши "сферы влияния".
Ни разу за все наше совместное существование между нами не было ни малейших поводов для взаимного недовольства или трений.
Преподавание имело свою положительную сторону. В Мюнхен съезжались люди со всех концов света; наряду с дилетантами были стажированные художники, иногда даже с большими именами, желавшие освежить свои знания, набить руку.
В числе последних в школу Ашбе пришел и известный соратник Лейбля и Шуха, Рудольф Хирт Дюфрен, автор замечательного автопортрета франкфуртского музея, портрета Шуха, мюнхенского нового музея, "Шперль и Лейбль в лодке", в музее Карлсруэ.
Талантливый живописец, родственный по духу Лейблю, он в пятьдесят с небольшим лет захирел, потерял веру в себя и, думая тряхнуть стариной, пришел к нам в школу. Мне приходилось с ним говорить о самых азбучных для нас всех истинах, которых он не знал.
Он был совершенно беспомощен, не мог нарисовать ни головы, ни обнаженной фигуры, сбивая форму, не чувствуя цвета.
- Можно ли до такой степени растерять все свои знания? - недоумевали все мы. На меня его дилетантская мазня производила удручающее впечатление не столько сама по себе, сколько доказанным фактом возможности все забыть, если перестать серьезно над собой работать и изучению натуры предпочесть стряпанье дешевых картинок под галантных голландцев.
Приходилось говорить с ним преувеличенно деликатным образом, щадя его самолюбие.
Общение с художниками законченными или считавшими себя законченными было интересно и небесполезно. Формулируя свои мысли, я прежде всего должен был приводить их в систему, отбрасывая случайное и акцентируя на существенном. Уча других, учишься и сам.
Поэтому годы преподавательской деятельности я отнюдь не считаю потерянными понапрасну, они дали мне много, окончательно уяснив важнейшие проблемы рисунка, формы, живописи, расчистив путь к дальнейшему движению.
Летом я съездил в Юрьев, чтобы повидать своих и отдохнуть от огромной работы, которой добровольно нагрузил себя в Мюнхене и от которой изрядно устал. Маркс узнал каким-то образом, что я был в России, а к нему не показался. Это его возмутило, тем более что после статьи "Упадок или возрождение?" я почил на лаврах и ничего для "Нивы" не сделал. Как ни тянул деликатный Грюнберг, а пришлось ему по поручению Маркса писать мне письмо, напоминающее о нашем уговоре. К тому же плакат для подписки на "Ниву" на 1899 год, заказанный мне Марксом и исполненный мною в угольной технике, ему не понравился, а от иллюстраций к Гончарову я отказался. Плакат был действительно плох, пускаться же снова в давно мне опостылевшее иллюстрирование я решительно не мог. Назревал настоящий конфликт. Маркс велел прекратить высылку мне денег; последние были мне теперь уже не нужны, ибо я зарабатывал втрое больше своей школой, но я чувствовал себя не по себе и сознавал, что кругом виноват: я действительно жестоко подвел Маркса, почему и написал ему извинительное письмо, не обещая, впрочем, очень исправиться.
Но события стали разыгрываться в иную сторону. В "Новом времени" от 27 ноября 1898 года появилась статья Н.Кравченко, посвященная одновременному выходу двух конкурирующих художественных журналов - "Мир искусства" и "Искусство и художественная промышленность". Издателями первого являлись кн. М.К.Тенишева и С.П.Дягилев, редактор-издатель второго - Н.П.Собко.
Одновременно я получил письмо от Ф.Д.Батюшкова, писавшего мне по поручению Собко, который просил меня дать какую-нибудь статью для его журнала. Не успел я ответить ему, предлагая несколько тем, как получил письмо от Дягилева, обратившегося ко мне с аналогичной просьбой. Зная, что за Собко стоит Стасов, я не мог колебаться и, наскоро состряпав плохонькую статейку о единственной выставке осеннего сезона - "Зимнем Сецессионе", послал ее в начале декабря Дягилеву. Она была помещена в № 3-4 "Мира искусства" и открыла собою мое постоянное сотрудничество в журнале, не прерывавшееся до последних дней его существования. Статья эта была первой в серии моих "Писем из Мюнхена". "Нива" сменилась бесповоротно "Миром искусства".
Второе письмо из Мюнхена было посвящено творчеству Феликса Ропса. И.И.Щукин, предложивший Дягилеву свои услуги в качестве сотрудника журнала и оскорбленный его отказом, сделанным к тому же в несколько пренебрежительной форме, решил ему отомстить.
Он не придумал ничего лучшего, как выбрать для этой цели в качестве козла отпущения меня, и, будучи постоянным сотрудником "Нового времени", послал туда статью, высмеивающую мои критические приемы и оценки. Статья была подписана псевдонимом Жан Брогие (Иван Щука). В свою очередь и я не остался в долгу и написал статью "Ответ г. Жану Броше", помещенную в № 10 "Мира искусства" за 1899 год. Эпиграфом к ней я взял изречение Козьмы Пруткова: "Метая камешки в воду, зри на расходящиеся от сего круги, ибо иначе из занятия твоего ничего не выйдет". В ней я зло высмеивал его полемические приемы.
Щукин прислал мне после этой статьи письмо, в котором откровенно признавался, что его ядовитая стрела была направлена исключительно в Дягилева и только рикошетом попала в меня.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3 -
стр.4 -
стр.5 -
стр.6 -
стр.7 -
стр.8 -
стр.9 -
стр.10 -
стр.11
Продолжение...
|
