Грабарь - на главную
  

Игорь Эммануилович Грабарь

1871 - 1960






» Биография Грабаря         
» Хроника жизни      
» Галерея живописи    
» Путешествия  
» Директор Третьяковки   
» Образы природы   
» Мастер натюрморта  
» Закат жизни   
  

Картины:


Туркестанские
яблоки, 1920



Груши на синей
скатерти, 1915



На озере, 1926

  
 Автомонография:

 Вступление
 Раннее детство
 В Егорьевской гимназии
 В Катковском лицее
 Университетские годы
 В Академии художств
 Мюнхенские годы
 "Мир искусства"
 Грабарь в Москве
 Музейная деятельность
 Возвращение к живописи   

   

Автомонография Игоря Грабаря

Моя жизнь потекла по трем различным руслам - научному, литературному и художественному. Каждое из них представляло собою замкнутый круг самодовлеющих интересов, мыслей и чувств, но так как они без остатка заполняли весь мой день, чрезвычайно удлиненный по сравнению с обычным студенческим днем, то я их воспринимал тогда и переживаю в своих воспоминаниях сейчас, как единую целостную, бесконечно увлекательную, ибо до отказа насыщенную впечатлениями, радостную жизнь.
И все же это - три совершенно самостоятельные области, почему рассказ о них должен вестись обособленно по каждой.
После первого успеха в "Стрекозе" я сразу окунулся в затягивающую атмосферу журнальной богемы. Из "Стрекозы" перекинулся в "Шут", потом в "Будильник". Писал я под разными псевдонимами, которых и не упомню, но главным оставался Chou t'nique. Постепенно я отовсюду ушел, перейдя окончательно в "Шут", фактическим редактором которого стал в 1891 году. Издателем его был Роман Романович Голике, издававший "Осколки" и купивший в 1890 году журнал "Шут" у Эренпрейса.
За несколько лет до моего приезда в Петербург в юмористических журналах участвовал еще А.П.Чехов, помещавший в них, под псевдонимом Антоша Чехонте, те самые чудесные рассказы и сценки, которые впоследствии вошли в его сборники и в собрание сочинений, а сейчас инсценируются в виде театральных миниатюр. Он печатался главным образом в "Осколках" и "Будильнике". Публика читала эти рассказы с таким же чувством, как и весь остальной юмористический балласт этих журналов, но мы, "жрецы", знали цену своей меди и его серебра. Для нас уже тогда было ясно, что он - писатель, а мы только присяжные юмористы.
Впрочем, и среди профессиональных юмористов были незаурядные литературные дарования, развернувшиеся позднее. К ним принадлежали Петр Петрович Гнедич и отчасти Алексей Николаевич Будищев, а позднее Александр Алексеевич Измайлов, впоследствии критик и пародист, автор "Кривого зеркала".
Литературная братия собиралась обычно в трактире, носившем кличку Капернаум", в "низочке" на Владимирской улице. Трактир был простенький. Пили водку и пиво. Сюда заходила не только меньшая братия, но, по старой памяти, и литераторы, давно уже остепенившиеся и имевшие достаток.
Помню, здесь постоянно толкался почетный академик Сергей Васильевич Максимов, автор знаменитых книг "Год на севере", "Бродячая Русь", «Крылатые слова» и множества других. Он вечно был пьян и сквернословил, но в редкие промежутки трезвости всех увлекал рассказами о своих путешествиях.
В Капернауме" можно было встретить Ясинского, Гнедича, Владимира Тихонова, библиографа Петра Васильевича Быкова. Ежедневными посетителями были известные карикатуристы Александр Игнатьевич Лебедев, работавший еще в Степановской "Искре", культивировавший жанр большеголовых и коротконогих карикатур, А. Богданов, рисовавший хорошеньких женщин в соблазнительных позах, С.И.Эрберг, рисовальщик миниатюрных сценок, и Порфирьев, изобразитель тещ. Из них единственной крупной и действительно одаренной фигурой был Лебедев, остро наблюдавший жизнь и не окончательно испошлившийся обстановкой и нравами трафаретной российской юмористики. Позднее он часто стал захаживать ко мне, прося разрешения порисовать с натурщиков и особенно натурщиц, которых я стал брать для практики в рисовании и для живописи. Ему было уже под семьдесят, если не больше, и женское тело интересовало его, как кажется, только со стороны эротической: он был одним из главных мастеров тогдашней "эротики". Я очень любил его рассказы из времен "Искры" и из жизни кружка Брюллова, Глинки и братьев Кукольников. Сам я избегал рисовать карикатуры, предпочитая заработку рисовальщика заработок литературный. Мне казалось, что я, по крайней мере, не профанирую музы живописи, которой был рыцарски предан. К тому же технические приемы рисования в юмористических журналах были мне не по душе, вызывая органическое отвращение. Рисунки пером надо было делать на особо приготовленной литографской кальке специальной литографской тушью. По этой скользкой кальке и трудно и противно было водить пером, скользившим, дававшим то пропуски в контуре, то кляксы. Не было свободы в руке, скованной этой убогой техникой.
Не лучше обстояло дело и с так называемым корнпапиром (Kornpapier), зернистой бумагой, заменившей в i88o-x годах литографский камень. Особый литографский карандаш постоянно крошился при надавливании, что давало при переводе рисунка с бумаги на камень целую сеть пятен и грязи. Не рекомендовалось даже сильно дышать во время работы, так как и дыхание вызывало загрязнение. Я удивлялся Лабуцу, главному рисовальщику "Стрекозы", подписывавшему рисунки псевдонимом "Овод", отлично владевшему этой фокусной техникой литографского пера, и особенно Далькевичу, рисовавшему для "Осколков" портреты во всю страницу без всяких клякс. Но это было уже скорее чистописанием, чем рисованием: Далькевич брал чудовищным терпением, просиживая бесконечно долго над "тушевкой точками", дававшей в результате бездушные, слишком заретушированные фотографии. Но как раз эта именно мертвечина и нравилась публике и Лейкину.
После первых рисунков на кальке, помещенных в "Стрекозе" в конце 1889 года (российские органы печати по "Ревизору" появились в начале ноября), я надолго бросил рисовать, предпочитая сочинять "остроты" к чужим рисункам. Обычно Лебедев и Богданов приносили по пять-шесть рисунков сразу, без подписей, и к ним надо было придумать подписи, отвечающие изображенной сценке. Этим нудным делом я и занимался, отдыхая от него только за рисованием и писанием с натуры. Но в Волховском подвале было темно и неуютно. К этому времени я уже познакомился с саратовскими земляками Щербиновского: архитектором Татищевым и художником В.И.Альбщким, учившимися в Академии, к которым у меня было от него письмо. Они жили на Гороховой, недалеко от Адмиралтейства, и я часто стал к ним захаживать, а с января и сам переехал сюда с Васильевского острова. Татищев чертил проекты и заливал их акварелью, а мы с Альбицким рисовали иллюстрации к "Анне Карениной", к романам Достоевского или сочиняли какой-нибудь эскиз на тему, заданную в Академии. стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9 - стр.10 - стр.11 - стр.12 - стр.13

Продолжение...


  Реклама:
  » 


  Русский и советский художник Игорь Грабарь - картины, биография, статьи
 igor-grabar.ru, по всем вопросам - webmaster{a}igor-grabar.ru