|
Картины:
Дельфиниумы, 1944
Портрет Валентины
Михайловны Грабарь,
жены художника, 1931
Лучезарное утро, 1922
|
Автомонография Игоря Грабаря
По северу разъезжали офени, выменивая у попов и церковных старост старые иконы на новые, "благолепные". Древние иконы обыкновенно валялись на колокольнях и в рухлядных, выброшенные туда уже лет пятьдесят тому назад, за ветхостью. Но иногда приходилось их выкрадывать и из иконостасов действующих церквей, заменяя оригиналы копиями, для чего из Мстеры вызывали реставраторов. Под видом реставрации последние в нужных случаях делали близкую копию со старой иконы, со всеми ее трещинами и иными приметами, и ставили ее на место драгоценного оригинала, который попадал в одно из московских собраний. Немало таких икон-подделок мне приходилось встречать во время различных экспедиций на север в течение революции. Этим путем выяснилось происхождение многих знаменитых памятников живописи.
Офени привозили иконы возами во Мстеру, где их поджидали перекупщики-иконники, а иногда и прямо в Москву, также к перекупщикам. Перекупщики исподволь пристраивали "товар" собирателям, своим клиентам. Черногубов был посредником между перекупщиками и Остроуховым, а последний, в свою очередь, "рекомендовал" партию большим "тузам", снимая с нее предварительно пенки для себя лично.
Как он устраивал эти дела, я в том однажды имел случай лично убедиться.
Обленившись к 1910 году вконец, Остроухов никак не мог закончить текста к изданию Кнебеля - "Третьяковская галерея". Оставалось дописать еще статью о старых русских пейзажистах. Остроухов в архивах не работал, а списывать биографии с печатных изданий ему не хотелось, почему он долго упрашивал меня написать эту главу по материалам, извлеченным мною из первоисточников. Я это сделал, для чего в течение недели мне пришлось бывать здесь целыми днями, засиживаясь до глубокой ночи в его превосходной библиотеке. Я был свидетелем таинственных посещений каких-то людей, приносивших и уносивших иконы во втором часу ночи, а также ночных посещений Черногубова.
Однажды он явился в третьем часу. Остроухов, видимо, с нетерпением поджидал его. У вошедшего был усталый, измученный вид.
- Ну, как? - спросил Остроухов.
- Будь он проклят, насилу перепил его. Кроме коньяку, мерзавец, ничего не пьет.
- Что же, сделали?
- Готово.
Оказалось, что он уже много дней подряд обхаживал старообрядческого попа, отца Исаакия Носова, полу собирателя-полускупщика икон, но уломать его было можно только после основательной выпивки. А пил он лихо, да еще коньяк, и перепить его, чтобы самому не напиться, мог только Черногубов. В ту ночь он действительно привез нужную Остроухову икону.
За неделю своего сидения в Трубниковском переулке я видел и слышал столько поразительных вещей, что о них можно было бы написать целую книгу, но самым потрясающим эпизодом был тот, который связан с приобретением Остроуховым двух знаменитейших икон его собрания - "Снятие с креста" и "Положение во гроб", парные к которым - "Тайная вечеря" и "Усекновение главы", несколько худшие по качеству, попали в киевское собрание В.Н.Ханенко.
К Остроухову при мне принесли все четыре эти иконы. Он тотчас же послал телеграмму Ханенко в Киев, примерно, помнится, такого содержания:
"Предлагают четыре первоклассные иконы пятнадцатого века за десять тысяч тчк две я беру советую взять другие ответ необходим немедленно переведите пять тысяч".
К вечеру была уже срочная ответная телеграмма. Варвара Николаевна находила цену дорогой. Остроухов вскипел и отправил новую срочную телеграмму, смысл которой заключался в том, что он благодетельствует Ханенко, а она своего счастья не понимает, и что, если немедленно не будут присланы деньги, икона уйдет: на нее уже есть несколько претендентов. Утром пришла срочная телеграмма: "Согласна деньги сегодня телеграфом Ханенко".
Для меня тогда во всем этом не было ничего особенного, почему Остроухов и не скрывал от меня хода переговоров. Особенным светом озарился этот эпизод только много лет спустя, когда я узнал из нескольких источников, что все четыре иконы были предложены Остроухову не за десять тысяч, а за пять. Две лучшие он получил, таким образом, даром, облагодетельствовав в то же время свою старую приятельницу.
С москвичами, стоявшими на коленях перед его знаниями и непогрешимостью и, конечно, и не подозревавшими о его "методах собирательства", он церемонился еще менее.
Приходит Илья Семенович к антиквару Ш. У него новая партия икон - все Новгород XV века.
- Цена? - спрашивает Остроухов, указывая на "Знаменье".
- Три.
- А "Благовещенье"?
- Тоже три.
- Вот что: "Благовещенье" будет шесть, а "Знаменье"... "Знаменье пришлите мне, "Благовещенье" возьмет Вера Андреевна. И В.А.Харитоненко, действительно, брала "Благовещенье" - худшее, чем "Знаменье", доставшееся благодетелю" даром.
Все предложения художественных произведений Галерее, присылавшиеся по почте или делавшиеся устно, проходили через Черногубова, и было очевидно, что ему, страстному собирателю, не должно было быть предоставлено право самому покупать и продавать русские картины и скульптуры, в которых была заинтересована Галерея. Остроухое в свое время взял с Черногубова слово, что он, сохраняя за собой право приобретать для себя предметы прикладного искусства и картины иностранных старых и новых мастеров, не будет покупать русских.
Свое слово Черногубов всегда держал, и Остроухое, рекомендуя мне взять с него такое же слово, уверял, что он свое обещание ему в точности сдержал.
Я послушался совета Остроухова и не имел причин раскаиваться: я положительно утверждаю, что не было ни одного случая, когда бы Черногубов меня в этом отношении подвел. Он покупал только в тех случаях, когда Галерее данная вещь была не нужна или у нее не было нужных средств для ее покупки, почему он и получал разрешение на то или другое приобретение.
Зато мебелью и бронзой он интересовался так, как ни один из московских собирателей, и понимал в них толк больше всех.
Обыкновенно мы вместе выходили из Галереи. Заметив, что он никогда не идет по направлению к своему дому, на Девичье поле, а всегда на Пятницкую, где и я жил, я не раз спрашивал его, что у него там за дела? Он с таинственным видом отвечал, что когда-нибудь я это узнаю, но пока еще рано, что дело это интересно, но он не уверен, удастся ли оно ему: нужна большая мудрость. В недостатке у Черногубова мудрости я никогда не сомневался и был за него спокоен.
Так продолжалось с год. Заметив, что он перестал сворачивать на Пятницкую, я спросил его, не кончились ли его таинственные путешествия туда. Он ответил утвердительно, рассказав мне бесподобную историю, рисующую его самого и методы его собирательства.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3 -
стр.4 -
стр.5 -
стр.6 -
стр.7 -
стр.8 -
стр.9 -
стр.10 -
стр.11 -
стр.12 -
стр.13 -
стр.14 -
стр.15 -
стр.16
Продолжение...
|
