Грабарь - на главную
  

Игорь Эммануилович Грабарь

1871 - 1960






» Биография Грабаря         
» Хроника жизни      
» Галерея живописи    
» Путешествия  
» Директор Третьяковки   
» Образы природы   
» Мастер натюрморта  
» Закат жизни   
  

Картины:


Дельфиниумы, 1944



Портрет Валентины
Михайловны Грабарь,
жены художника, 1931



Лучезарное утро, 1922

  
 Автомонография:

 Вступление
 Раннее детство
 В Егорьевской гимназии
 В Катковском лицее
 Университетские годы
 В Академии художств
 Мюнхенские годы
 "Мир искусства"
 Грабарь в Москве
 Музейная деятельность
 Возвращение к живописи   

   

Автомонография Игоря Грабаря

Я просил Ивана Абрамовича войти в Совет Третьяковской галереи. Он решительно отказался, ибо почестей не любил, а полезным себя для Галереи не считал. Как я его ни уговаривал, убедить его не удалось.
Его отказ ставил меня в исключительно затруднительное положение. Приходилось искать кандидата среди гласных думы.
Очень хотелось попасть в члены Совета И.И.Трояновскому, и он был несколько обижен на меня, что я не выдвинул его кандидатуры. Я ему откровенно высказал соображения, диктовавшие мне держаться "отцов города": если Галерея не будет иметь своих членов в думе, она не сможет нормально расти и развиваться. Перебирая тогдашних гласных, я остановился на Алексее Петровиче Лотовом и Романе Ивановиче Клейне.
Первый принадлежал к прогрессивной группе, второй - к консервативной. Против Лангового не было никаких возражений: известный врач, профессор Высших женских курсов, он был давним собирателем, имел прекрасные вещи Левитана, Серова и других художников.
Клейн был также заметной личностью в Москве. Популярный архитектор, только что закончивший постройку здания Музея изящных искусств, всем импонировавшего, он был одним из влиятельнейших гласных, членом и председателем многочисленных думских комиссий. Его кандидатуру выдвинули правые, в противовес Ланговому. Я встречался с ним до того в комиссии по премированию лучших фасадов новых московских зданий; он производил впечатление человека умного, культурного и делового, и я не имел возражений против его вхождения в Совет, особенно после того, как из личных переговоров с ним по этому вопросу выяснил, что он во всем полагается на меня и мой такт. Он всецело согласился со мной, что руководить Галереей может только Совет, вполне единодушный в своих художественных взглядах, поэтому он заранее подписывался под моей программой.
Я знал, что Роман Иванович - человек далеко не прогрессивный не только в политике, но и в искусстве, что он старый приятель Владимира Маковского, а картины и акварели разных художников, висевшие у него в мастерской и квартире, не давали мне основания надеяться на его поддержку моих новаторских симпатий. Я понял, что ему очень хотелось попасть в члены Совета, и он готов был делать всяческие авансы, чтобы я ему в этом помог. И должен признаться, что он меня ни разу за всю совместную работу в Галерее не подвел, будучи неизменно корректным и тактичным. Самое большее, что он себе позволял, это отвести меня на выставке в сторону и спросить с улыбкой:
- Скажите мне, вы действительно считаете, что эти - простите меня - ужасные вещи Ларионова и Гончаровой надо приобретать для Галереи?
- Надо, Роман Иванович.
- Честное слово?
- Честное слово.
- Ну, что делать? Я вам абсолютно верю: значит, я чего-то не понимаю. Понимал он в этих делах, действительно, мало, но, веря мне, никогда не возражал.
С А.П.Ланговым у нас также за все годы совместной деятельности не было никаких не только трений, но и несогласий, как и с В.П.Зилоти. Трения, как увидим, возникли только между Щербатовым и всеми остальными членами Совета.
Пока шли все эти переговоры, я, в качестве попечителя, уже приступил к процедуре приемки Галереи. На первых же порах мне пришлось немало изумляться. Прежде всего Остроухое не явился сдавать Галерею, велев мне передать, что никаких "дел" нет и сдавать вообще нечего. Я попробовал поговорить с ним по телефону, доказывая, что, поскольку художественные произведения Галереи имеют помимо художественного значения и огромную чисто материальную ценность, я не могу вступить в исполнение своих обязанностей, не приняв официально всего этого имущества. На это он мне сказал, что ему нет надобности приезжать в Галерею для сдачи ее, что все это может сделать хранитель Галереи Н.Н.Черногубов.
Делать было нечего: надо было принимать Галерею от хранителя, хотя мне и было ясно, что от хранителя может принимать новый, идущий ему на смену хранитель, попечитель же должен принимать от попечителя. Приступили к приемке. Я потребовал инвентарные книги. Черногубов ответил с саркастической улыбкой, что никаких инвентарных книг нет. Он сам считал это чудовищным для музея.
- Как же мне принимать Галерею?
- Придется по каталогу.
- Как же я могу принимать по каталогу, когда в каталоге есть такие номера, как 561 или 585: под первым значится целая витрина заметок и этюдов из разных путешествий Верещагина, а под вторым - "витрина эскизов для Владимирского собора в Киеве" Виктора Васнецова. Знаете вы, сколько рисунков под первым номером и сколько под вторым?
- Нет, - ехидствовал Черногубов, - и никто не знает.
- А зафиксировано где-нибудь их число?
- Нет, считалось, что это ни к чему.
- Так ведь их, может быть, было по пятьсот в каждой витрине, а сейчас только по двести.
Присутствовавший при этом старший технический служащий, старик Андрей Маркович, которого я знал уже добрых четверть века до того, обиженно заявил:
- У нас тут воров нет, все честный народ, на подбор - как один человек.
Я напомнил ему, что в любом железнодорожном вагоне третьего класса вывешен "инвентарь" всего движимого имущества, находящегося в вагоне, до Плевательницы включительно, а в такой мировой сокровищнице искусства, как Третьяковская галерея, имущество которой исчисляется миллионами, нет даже инвентаря вагонного типа. Нормально ли это? Хорошо, что все честны, но ведь когда-нибудь может прийти и нечестный в среду честных?
Признаюсь, я был немного смущен этим неожиданным открытием. Ведь только косностью российских жуликов можно было объяснить тот факт, что до сих пор ничего не выкрадено из Галереи. При некоторой ловкости нетрудно вынуть не только рисунок, но и любую небольшую картину, заменив ее копией, и никакое следствие не сможет доказать, что оригинал подменен, ибо для этого нет единственно убедительного материала - точного описания всех примет и обмера.
Гучков тогда уже не был городским головой, и его временно замещал Брянский, к которому я и отправился, чтобы поделиться с ним моими сомнениями как в этом отношении, так и по ряду других вопросов, вставших передо мною в первые же дни моего ознакомления с Галереей.
стр.1 - стр.2 - стр.3 - стр.4 - стр.5 - стр.6 - стр.7 - стр.8 - стр.9 - стр.10 - стр.11 - стр.12 - стр.13 - стр.14 - стр.15 - стр.16

Продолжение...


  Реклама:
  » 


  Русский и советский художник Игорь Грабарь - картины, биография, статьи
 igor-grabar.ru, по всем вопросам - webmaster{a}igor-grabar.ru