|
Картины:
Сказка инея и восходящего
солнца, 1908
Золотые листья, 1901
Разъяснивается, 1928
|
Автомонография Игоря Грабаря
Живя долго за границей, я не знал о существовании Художественного театра и не видал ни одной оперы Римского-Корсакова, кроме "Снегурочки". Я стал ходить в театр и в оперу. Трояновские, все трое, исключительно музыкальные от природы и знавшие хорошо музыку, взялись просвещать меня по части новинок, и я сразу окунулся в Римского-Корсакова, Мусоргского, Бородина, забыв даже временно о Чайковском. Иван Иванович отлично пел, обладая прекрасным тенором, Анна Петровна играла на рояле, Анна Ивановна играла и пела. Кончилось тем, что я стал брать уроки на рояле у композитора и пианиста А.Н.Корещенко, того самого, о музыке которого какой-то газетный балагур напечатал двустишие:
От музыки Корещенки
Завыли на дворе щенки.
Я до того увлекся новой страстью, что по шесть-семь часов в день играл гаммы и экзерсисы, достигнув через два года результатов, на которые и не рассчитывал: я был в состоянии разбирать и играть довольно трудные вещи. Однако, убедившись в том, что музыка стала уже брать верх над живописью и даже становиться ей поперек дороги, я решил оборвать увлечение, и с годами оно сошло на нет. Оставаясь страстным любителем музыки, я почти перестал играть сам.
Анна Петровна Трояновская говорила, что вся моя жизнь и навыки похожи на жизнь и повадки кукушки: кукушка не имеет своего гнезда, а кладет яйца в чужие гнезда, в которых другие птицы и высиживают ее птенцов. Действительно, я вечно жил у кого-нибудь, только дважды на короткое время заведя собственный угол, - в последние два года жизни в Мюнхене и в последний год жизни в Петербурге. Судьбе угодно было, чтобы я вскоре опять поселился в чужом гнезде и там остался в течение свыше двадцати пяти лет.
При встрече с Мусатовым он очень просил меня заехать к нему в Подольск, где он с женой, художницей Еленой Владимировной Александровой-Мусатовой, жил в небольшом деревянном особняке. С нею мы вместе были в школе Ашбе. Впоследствии она ставила свои натюрморты и пейзажи на выставках "Московского товарищества".
Когда я приехал в Подольск, был яркий солнечный день и чудесный иней. Мне захотелось написать этюд, но так как я не взял с собой красок, то взял у Мусатова холст и темперу - масляных красок у него не было - и написал в саду этюд дерева и кустов в инее на фоне бирюзового неба и красного, залитого солнечными лучами сарая. Это было в последних числах декабря, уже после открытия выставки "Союза".
На выставку я дал пять вещей - одну туровскую, три титовских и одну яхромскую. Последнюю и титовскую церковь я подарил Трояновскому, прибавив ему позднее и оставшийся этюд нарек ого бельведера – «Золотые листья»
Туровской этюд церкви - "Последние лучи" - купил Ф.О.Шехтель, а "Балкон старого дома", написанный в Титове, - Р.Д.Востряков. Я мог свободно прожить год, ни о чем не думая, до будущей выставки. Картина "Сентябрьский снег" имела исключительный успех. С.С.Голоушев, главный тогдашний московский критик, писавший под псевдонимом Сергей Глаголь, сам художник и человек, близкий к художественным кругам Москвы, написал восторженную полупоэму-полустатью, в которой превозносил до небес новую подачу природы.
Живопись "Сентябрьского снега" была действительно переломной для меня. Будучи где-то посредине между прежней, пленэрной, и новой, импрессионистической, установкой, она казалась не совсем обычной, хотя о настоящем разложении цвета, о дивизионизме в отношении к ней еще речи быть не может. И все же живопись снега, его пушистость и кажущаяся белизна, при глубокой тональности, были достигнуты при помощи несмешения красок, то есть в конце концов путем умеренного дивизионизма.
На выставке я впервые познакомился с Николаем Васильевичем Мещериным, участником выставки, вещи которого, выделявшиеся среди общелевитанского направления москвичей, я уже заметил на выставке "36", оценив их живописную свободу и тонкое чутье цвета. Успех титовского дома толкал меня снова в Титово к тетке. Но Мещерин так убеждал меня приехать на несколько дней к нему, что я не мог отказаться от этой поездки, особенно после того, как он мне сказал, что только что отстроил там большую мастерскую, прибавив, что Левитан также бывал у него в деревне и даже писал там.
Мы условились ехать в один из ближайших дней утром. Предстоял обычный выставочный обед, потом вечер у Гиршмана, пригласившего всех "союзников", потом вечер у Остроухова "для немногих", в числе которых были и мы с Мещериным, и наконец вечер у самого Мещерина тоже для немногих. Мне страстно хотелось работать, главным образом писать зиму, снег, иней, развивая далее то, что удалось до сих пор достигнуть, почему я не мог дождаться конца всех этих вечеров и фестивалей.
Гиршман недавно перед тем женился на красавице Генриетте Леопольдовне, увековеченной позднее несколько раз Серовым. Угрюмый и нелегко сходившийся с людьми, Валентин Александрович был очень расположен к ней, находя ее умной, образованной, культурной, простой и скромной, без замашек богатых выскочек, и очень симпатичной. Она и была такой, ее все любили, выгодно выделяя среди большинства "жен коллекционеров". Владимир Осипович был, прежде всего, человек дела. Наследовав от отца небольшую игольную фабрику, он развернул ее в самое крупное предприятие в России по данной отрасли. Едва ли он начал собирать из внутренней потребности, но, раз начав, он вошел во вкус и превратился в страстного коллекционера-спортсмена, охотившегося за выдающимися новинками. Когда он покупал насильно ему навязанную картину Врубеля "33 богатыря", он совсем не разбирался в живописи, но спустя два-три года без подсказа различал хорошее от посредственного.
На вечере по поводу открытия выставки "Союза" у него кроме художников были и артисты, музыканты, певцы. Были, помнится, Шаляпин, Качалов, Москвин, Игумнов.
После выставки Гиршманы ежедневно устраивали у себя журфиксы, на которые приходила "вся художественная и артистическая Москва".
Наконец назначен был день отъезда. Меня повез в мещеринское имение Дугино управляющий Мещериных и их дальний родственник Марк Евсеевич Ильин, сказавший, что Николай Васильевич заболел и приедет только завтра. Я поехал один.
стр.1 -
стр.2 -
стр.3 -
стр.4 -
стр.5 -
стр.6 -
стр.7 -
стр.8 -
стр.9 -
стр.10 -
стр.11 -
стр.12 -
стр.13 -
стр.14 -
стр.15 -
стр.16 -
стр.17
Продолжение...
|
